Чтобы спасать людей, завозить гуманитарку, помогать военным, решения на таможне надо было принимать мгновенно – Даниил Меньшиков
Киев • УНН
Read in English
О том, как они решались, о создании гуманитарного штаба, спасении лошадей, об уклонистах в юбках, о девочке с золотой рыбкой и о том, как ему предлагали “продавать” детей, в интервью УНН рассказал тогдашний начальник Львовской таможни Даниил Меньшиков.
Бесконечные очереди беженцев, убегающих от войны: женщины, которые успели схватить только самое необходимое, дети, прижимающие к себе домашних любимцев, которых не смогли покинуть, пенсионеры, которых подлый российский агрессор гонит на чужбину. Слезы, боль, отчаяние.
Это обычная картина для многих пунктов пропуска на украинской границе в первые часы, дни, недели, месяцы войны.
Больше всего людей от российских пуль, снарядов, ракет и бомб бежало через украино-польскую границу. Организовать людям быстрое пересечение границы, обогрев, первую медицинскую помощь, помочь с водой, питанием, одеждой и предметами первой необходимости, обеспечить пропуск гуманитарной помощи без лишней бюрократии. Все эти вопросы с первых часов полномасштабной российской агрессии встали перед Львовской таможней.
Невероятных случаев тогда на таможне было достаточно: мужчины переодевались в женщин, чтобы пересечь границу, а совершенно незнакомые люди поддерживали друг друга, дети везли на руках своих домашних любимцев и даже золотых рыбок, а тогдашнему руководителю Львовской таможни вообще предложили воспользоваться ситуацией и способствовать продаже детей за границу. Мы поговорили с Даниилом Меньшиковым – тогдашним главой Львовской таможни и он из первых уст рассказал УНН о самых тяжелых днях украино-польской границы за всю историю Украины.
– Как для вас началась война?
Около пяти часов утра позвонил кто-то из руководства и сказал, что началась война. Уже через час час я и мои заместители были на работе. В первый момент было непонимание того, каких инструкций ожидать, стоит ли кому-то звонить. Но мы не были растерянными, ведь решение надо было принимать быстро. Мы просто начали выполнять свою работу.
Я прекрасно понимал, что пойдет большой поток, которые будут спасаться от войны, что мы столкнемся с большим количеством нетипичных и нестандартных ситуаций, что придется единолично принимать решения, которые в мирное время требовали бы согласования. Но я был готов брать на себя себя эту ответственность.
В первый же день я создал при Львовской таможне гуманитарный штаб, к работе которого привлек многих людей, умеющих оперативно и действенно решать значительное количество вопросов. Этот штаб работал во многих направлениях и даже стал совещательным органом Государственной таможенной службы.
Контакты штаба мгновенно разлетелись по всей Украине. Люди звонили уже не для решения таможенных вопросов – большинство звонков касались решения гуманитарных вопросов. Например, в первые недели с начала вторжения звонили пенсионеры из Киева, которым нужны были продукты, а сами они не могли или боялись выйти на улицу. Были и звонки с просьбой помочь в эвакуации, например, из Гостомеля. Штаб на все реагировал и координировал людей с теми, кто мог на месте оказать им необходимую помощь.
Также штаб занимался информированием о правилах ввоза гуманитарной помощи, которые тогда постоянно менялись, помогал с образцами документов. Кроме того, в штабе нарабатывались предложения по изменениям в таможенное законодательство, относительно ввоза гуманитарной помощи. Мы вели постоянную работу с польскими коллегами, чтобы способствовать более простому ввозу товаров двойного назначения, необходимых нашим военным.
– Когда именно 24 февраля на ваших таможенных постах появились первые украинцы?
Уже где-то через три часа на пунктах пропуска начали появляться первые люди. И довольно быстро это превратилось в бесконечный людской поток. Наши пункты пропуска оказались просто не готовы к этому. Растерянные нервные женщины, дети со слезами на глазах, дедушки и бабушки на костылях или в инвалидных колясках. Люди могли стоять в очереди на пропуск до десяти дней. А ведь им надо что-то есть и пить, сходить в туалет, помыться, где-то согреться, укрыться от дождя и снега.
Это было для нас первоочередным вызовом, с которым мы справились. Штаб совместно с Красным Крестом организовал палатки для пребывания людей, питание. Обеспечили людей средствами гигиены, другими предметами первой необходимости, а многих даже одеждой. Ведь люди, убегая от российских ракет и снарядов, просто не имели времени складывать сумки, и когда они добиралась до границы, то им элементарно не было во что переодеться.
– Ранее о сотнях тысяч, миллионах беженцев, которые бегут от ужасов войны, мы могли смотреть по телевизору или читать в новостных лентах. Утром 24 февраля 2022 года это стало нашей реальностью. Вы тогда неоднократно приезжали на ПП, общались с этими людьми. Каково было их состояние? Это была какая-то тотальная подавленность и уныние, или все же чувствовалась в людях вера в нашу армию, нашу победу?
За те первые месяцы разные ситуации случались на пунктах пропуска. И не очень приятные, когда у людей сдавали нервы.
Но в основном совершенно незнакомые люди всегда старались помочь друг другу, поддержать теплым словом, всегда искали повод улыбнуться и немножко порадоваться.
У нас за то время на ПП родилось семеро детей. Когда произошли первые роды, мне позвонили, доложили и сказали, что праздник был абсолютно для всех, кто в тот момент был на пункте пропуска. Я как-то сначала не поверил.
А потом как-то приезжаю на другой пункт пропуска и сам попадаю на роды. Родился ребёнок! Улыбающаяся мама, улыбающийся отец, который уже в военной форме провожал любимую за границу. И все вокруг тоже улыбаются.
И это какой-то невероятный прилив положительной энергии от того, что, несмотря на все трудности, рождается новая жизнь. В такой момент ты понимаешь, что мы – несокрушимая нация.
Еще что меня сильно поразило – это как наши люди спасали своих домашних любимцев. Помню: сильный такой колючий ветер, идут мама с двумя сумками, бабушка с двумя сумками, и девочка лет пяти идет и прижимает к себе банку с водой, в которой плавает одна золотистая рыбка. Казалось бы – это всего лишь рыбка, сколько таких у нее еще будет… но малышка не бросает ее и спасает свою золотую рыбку, которая выполняла основное желание – вместе с родными выжить и сбежать от войны. Честно говоря, я часто вспоминал эту девочку и думал, что рыбка исполняла желание не только своей хозяйки, а наверняка тысяч наших земляков, которые стояли в очередях и спасали себя и родных от вражеских снарядов.
А сколько за те месяцы через наши пункты пропуска в Евросоюз попало кошек, собак, попугайчиков, морских свинок, хомячков и других животных – даже считать нет смысла.
Лошадей, помню, спасали. Помогали конному клубу из Харькова. Там возникла проблема, что не не хватало всех документов для вывоза. И вот стоят у нас те фургоны с лошадьми, животные нервничают, кричат. Но решили вопрос и переправили лошадей.
Вообще с перемещением животных проблема была в том, что фитосанитарные документы на них поляки выдавали только в двух пунктах пропуска и только с восьми утра до восьми вечера. Тогда украинское правительство провело переговоры с польской стороной, мы были в составе делегации с украинской стороны. Поляки пошли навстречу, перестали требовать документы на животных.
– Люди нервничали, были напуганы. Таможенникам в тот момент пришлось побыть и психологами, чтобы успокоить людей. Как вообще тогда происходило общение подчиненных с людьми, что вы говорили им, а они вам?
И я и мои подчиненные сразу же перешли на круглосуточный режим работы. Было увеличено количество таможенников, работающих на границе. И как уже говорил, мы помогали людям всем, чем могли. В том числе и добрым словом. Говорили, что Украина обязательно победит, и скоро все они вернутся домой.
А люди благодарили нас. И это самая высокая оценка нашей работы и наших усилий в тот момент.
– Вы вскользь упомянули, что были и неприятные ситуации на пунктах пропуска, что вас больше всего поразило со знаком минус?
Наверное, мужчины, которые пытались сбежать за границу в женской одежде.
Те, кто пытался выехать по поддельным документам или как-то пересечь границу вне пунктов пропуска – немножко другое дело. Был обмен оперативной информацией между различными службами, шла четкая отработка.
А вот те хитрецы… Вот стоит такой человек в платье или юбке, в парике. Стоит он, а стыдно почему-то мне. Даже вспоминать таких персонажей неприятно.
– Уклонисты у нас “креативные”, с этим не поспоришь. Но предположу, что это не самое большое, что вас поразило вас.
Когда мне предложили “продавать” детей, 50 тысяч долларов за ребенка.
– Как?!
Такое было. Связался со мной один из, скажем так, гуманитарных благотворительных фондов. И это был их бизнес, они вывозили с оккупированных территорий детей. Конечно, без родителей, под видом усыновления, еще куда-то. Я не знаю, как была эта процедура урегулирована. Но для того, чтобы таможенники и пограничники не задавали лишних вопросов, 50 тысяч долларов за ребенка предлагали. Было предложение такое “коммерческое”. И это был не единичный случай, там была обширная программа вывоза детей за границу. Силовые структуры были в курсе, я их предупредил. Чем история закончилась – не знаю.
– Еще одним вызовом для таможни стал вопрос гуманитарной помощи, ведь на тот момент ее ввоз в Украину сопровождался бюрократической процедурой, которая занимала определенное время. Как скоро удалось разрешить эту ситуацию?
Уже в первый день под границей с польской стороны стояли грузовики с гуманитаркой. Но заехать они не могли. Из-за того, что помощь не облагается налогами и сборами, была своя процедура: нужно подавать заявку, затем получатель должен ее подтвердить здесь, другие документы. Все это требует времени. Долгая бюрократическая процедура.
Я тогда позвонил главе Государственной таможенной службы и говорю: машины под границей, что будем делать, открывать? А он мне отвечает: “Делай по совести и во благо государства, нам нужно выстоять и победить, а судить или награждать нас после победы будут за наши действия”. Вот этим принципом я и руководствовался, когда нужно было принимать мгновенное решение.
И мы открыли границу, и пошла гуманитарка. После долгих совещаний и консультаций с нами, правительством было предложено внедрить упрощенную гуманитарную декларацию, которая заполняется на границе, где указывается только отправитель и получатель, наименование и вес помощи. И это было введено на государственном уровне.
Непосредственно гуманитарной помощью наш штаб не занимался. Основная функция людей по этому направлению заключалась в том, чтобы сконтактировать, тех кто оказывал помощь и получателя, проконсультировать по бюрократическим и логистическим вопросам. И чтобы эта помощь попала в нужные руки, а не оказалась где-нибудь на полках магазинов.
Мы запустили для людей горячую телефонную линию, наладили контакт с медиа и постоянно сообщали об изменениях, происходящих на пунктах пропуска.
– А часто были такие случаи, когда под видом гуманитарной помощи пытались ввезти коммерческую продукцию, фактически контрабанду?
Конечно. Но благодаря оперативной информации, слаженной работе таможенников, сотрудничество с другими службами таких дельцов разоблачали.
Многое пытались ввезти: экзотические фрукты, дорогие сыры, колбасы, рыбу. Хамон, помню, хотели ввезти под видом гуманитарки.
Это скоропортящиеся товары долго на складе конфиската их не продержишь. Выход из ситуации нашли практически сразу. Была база контактов воинских частей, звоним и спрашиваем: есть машина хурмы, примете? И фура хурмы едет к солдатам.
Оргтехнику неоднократно пытались завезти под видом гуманитарки, дорогие телефоны. Все это конфисковывалось.
Мы, кстати, практически в первые дни войны открыли склады конфискованных товаров и все, что можно было, отдавали в армию по процедуре изъятия. Сигареты все отдали. Были у нас конфискованные часы, так мы их тоже отдали в воинские части, чтобы было чем награждать солдат.
– Было много информации, что завозили автомобили якобы для военных, а потом эти машины появлялись в свободной продаже.
Фиксировались и такие факты. По ним тоже производилась оперативная работа, когда завозилась машина, а затем в интернете появлялось объявление о ее продаже. Выявляли таких людей. Машины эти были среднего ценового сегмента – до 30 тысяч долларов.
Дорогие машины, тогда как раз завозили легально, потому что было нулевое растаможивание. Кому война, а кому роскошь. Завозили, помню: Макларены, Ламборгини по 350 тысяч долларов. Но если человек ничего не нарушает и завозит авто легально, то с точки зрения закона к нему претензий нет.
– Ситуация с потоком беженцев и гуманитарной помощью стабилизировалась. Но головной боли у вас от этого не стало меньше, ведь каждый день возникали новые ситуации, которые нуждались в быстром принятии решений.
И это были ситуации не локального, а общегосударственного значения. Сами знаете, что из-за войны существенно сократился вывоз украинского зерна через морские порты. Экспортеры стали использовать автомобильный транспорт. У нас на границе образовались километровые очереди зерновозов, стоявших почти по две недели. Провели переговоры с польской стороной, сформировали зеленые коридоры. Зерновозы уехали, очереди исчезли.
Так же поступали и тогда, когда Украина оказалась на пороге топливного кризиса. В Польшу пустой бензовоз пропускали без очереди, когда назад он уже ехал полным – его без очереди пропускали поляки.
Да, некоторое время дефицит топлива на наших заправках был, но благодаря таким нашим действиям удалось обойтись без тотального дефицита.
И тогда в условиях войны пришлось решать элементарные вопросы, годами не решавшиеся в мирное время. Взять, к примеру пункт попуска Краковец. Поляки со своей стороны совершили нормальную дорогу. А дорога с нашей стороны была изношена, поэтому Мининфраструктура ее отремонтировала, совместно мы разделили полосы и зоны контроля для легкового и грузового транспорта, запустили новый пассажирский терминал. Как результат – пропускная способность выросла более чем на 50%. А количество оформленных зерновозов на выезд всего за один месяц выросло почти на 90%.
– Насколько я знаю, вы и ваш штаб организовывали и приобщались к различным социальным проектам?
Помню, в Европарламенте должны были голосовать какой-то важный для Украины вопрос. Мы совместно с брендом “Авиация Галиции” сделали 100 прикольных свитшотов. На груди написано “рускій ваєнний карабль іді нах*й”, а на спине “рускій ваєнний карабль ну шо, ти дашол?”.
Евродепутаты перед тем голосованием были во Львове, мы им эти свитшоты подарили. Некоторые из них даже голосовали за них.
Подбитую российскую технику, которую тогда показывали в городах Украины, во Львов тоже мы помогли привезти. Я лично договаривался с мэром Садовым и председателем ОВА Козицким, чтобы ее разместили на площади Рынок.
Кстати, были некоторые люди, которые неоднозначно восприняли подбитую российскую технику на площади – говорили, что мы привезли во Львов войну. Но я объяснял, что война не где-то там далеко, она коснулась каждого из нас, каждого украинского города и села. И Львов так же, ведь здесь много переселенцев, и били по городу ракетами и “шахедами”, и люди гибли.
Еще один очень мощный и эмоциональный проект мы организовали с фондом “Лазарь”. Взяли самые драматические фото из Бучи, Ирпеня, Гостомеля, Мариуполя, многих других городов, которые были под оккупацией или страдали от российских ракетных ударов и обстрелов, и оформили эти фото в передвижную выставку. У фотографий был QR-код для донатов на ВСУ. Мы размещали эту выставку на пунктах пропуска и в местах, где собираются западные дипломаты. Чтобы у этих людей было постоянное напоминание о ужасах войны, которые принесла на украинскую землю россия. Впоследствии эта выставка побывала в Греции, Италии, Испании.
Отдельно хочу сказать, что в это сложное время мы не забывали о детях наших коллег-таможенников. Достаточно быстро договорились с таможенными службами Греции, Болгарии, стран Балтии, они без проблем пошли нам на встречу, и мы отправляли туда на отдых детей таможенников с оккупированных территорий и мест, где велись активные боевые действия.
Организация транспортировки больных и раненых солдат за границу стала нашим обыденным делом. Если пациент тяжело болен или человек едет на срочную операцию, то организовывали из Львова конвои машин с проблесковыми маячками, зеленый коридор на ПП. Ведь нельзя было терять ни секунды, чтобы спасти человеку жизнь.
– Выполнение ваших непосредственных обязанностей в двойном, а может и в тройном объеме, реализация различных социальных проектов. Как на все это хватало времени, сил и энергии? Что в тот момент вызвало сильные переживания и что вдохновляло продолжать работать?
Телефон тогда не смолкал практически ни на секунду: консультации, указания, решение вопросов. Спал тогда по два-три часа максимум. Сейчас даже не понимаю, откуда брались внутренние резервы, чтобы не свалиться с ног.
Переживал за своих родителей, которые начало войны встретили в Харькове и сначала не хотели эвакуироваться. В любую свободную минуту звонил им, убеждал. Через месяц все-таки убедил и вывез. Психологически стало немного полегче.
Что вдохновляло? Безоговорочная вера в нашу победу. Тогда и у меня, и у многих украинцев было такое внутреннее желание, чтобы победу мы одержали быстрее.
Жизнь распорядилась по-другому. Но вера в то, что Украина в этой войне обязательно победит россию, никуда не исчезла.
По материалам: УНН