560 лет назад, 28 марта 1462 г., состоялось второе рождение Руси. Вернее, на этот раз уже России. Так что справедливее будет назвать это событие всё-таки не рождением, а ребрендингом и переформатированием нашего государства. В тот день после смерти своего отца на престол Великого князя Московского взошёл Иван III.
В нашей историографии есть три правителя, к имени которых намертво приклеен эпитет «Великий». Пётр I, Екатерина II и Иван III. Есть, правда, ещё князь Мстислав Владимирович, брат Юрия Долгорукого. Но там дело не совсем чисто. Великим Мстислава назвали чуть ли не шесть с половиной веков спустя, да и то для красного словца — историку Василию Татищеву очень уж хотелось выписать своего любимого героя Древней Руси ярче и привлекательнее. При жизни Мстислава так никто не называл.
В отличие от него трое поименованных правителей удостоились почётного прозвища именно что при жизни. Другое дело, что с Петром и Екатериной всё более или менее ясно. Их имена на слуху, да и величие в общем и целом очевидно. Один сделал из России империю. Вторая ввела империю в условный «клуб великих держав». А что же Иван III? В чём его величие?
А Иван Васильевич сделал Россию. Вот так вот — ни много ни мало. По большому счёту, нашу страну можно назвать дважды рождённой. Первое рождение — это, разумеется, 862 год — начало правления династии Рюриковичей. Считается, что именно тогда и было основано первое русское государство. Точка зрения небесспорная, однако именно Рюриковичам удалось создать единую Русь от Балтики до Чёрного моря — с общей религией, идеологией, языком, литературой, архитектурой, правом, торговлей, денежной единицей, в конце концов, с общей системой мер и весов. Время правления Владимира Мономаха — та самая «Золотая Русь», которую тогда никто ещё не называл ни «Киевской», ни тем более «Древней».
Другое дело, что к середине XV столетия, когда на политической сцене появился наш герой, от той «Золотой Руси» осталось разве что воспоминание. Было целое лукошко обособленных княжеств, земель и вечевых республик, которые так или иначе находились в зависимости от Орды, то есть не обладали настоящей политической самостоятельностью. А самостоятельности ненастоящей им хватало ровно настолько, чтобы отжать у соседа пару-тройку волостей. Или, если совсем уж повезёт, полностью подмять этого соседа под себя. Максимум, на что могло рассчитывать такое вот условное княжество, это сменить форму зависимости — отшатнуться от Орды к Литве. Но тут уже стоило как следует подумать — не будет ли под новым сюзереном хуже, чем под предыдущим.
Принято восторгаться «феноменом Англии». Ещё бы — за краткий по историческим меркам срок небольшое островное государство превратилось в империю, над которой не заходит Солнце.
Феномен превращения Московского княжества в Россию по какой-то загадочной причине упорно предпочитают не замечать. Между тем он заслуживает самого пристального внимания. И отделить его от личности Ивана III никак нельзя. За те 43 года, что князь провёл на Московском престоле, всё это пёстрое лоскутное одеяло было сшито единой властью, единым правом, единой системой мер и весов, а в итоге обрело политическую самостоятельность, сбросив ордынскую зависимость раз и навсегда. Таких впечатляющих рывков в мировой истории больше попросту не найти.
Лучше прочих сказал об этом старательно изгоняемый из учебников и вообще из исторического обихода Карл Маркс: «Изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита».
Обычно в учебниках всё это называется «второй этап объединения русских земель вокруг Москвы». К сожалению, эта формула мало того, что ничего не объясняет, так ещё толком и ничего, по сути, не описывает.
О том, как действовал и чем руководствовался князь, которого иные историки называют то «политическим гроссмейстером», то «машиной правильных решений», лучше прочего может рассказать скупая летописная строчка, касающаяся Русско-ливонской войны 1480-1481 гг. Началась эта война с нападения Ливонского Ордена. Посчитав, что Иван как раз сейчас очень сильно будет занят противоборством с Ордой — а именно в том году и состоялось знаменитое «Стояние на Угре», положившее конец ордынскому игу — немцы вторглись и осадили Псков и Изборск. Воевать на два фронта — затея гибельная. Но Иван это сумел, причём с блестящим результатом: «Плениша и пожгоша всю землю Немецкую от Юрьева (Тарту) до Риги и отмстиша немцам за своё в двадесятеро али более».
Отомстить за своё. Возможно, качество для христианина, не приемлющего мести — не самое лучшее. Но для государя — напротив. Без этого качества не выйдет вообще ничего. Причём месть отмерялась и отвешивалась Иваном с аптечной точностью. Немцам, которые не взяли ни одного города, а успели только пограбить, отмерили тем же — осадили город Феллин, тогдашнюю резиденцию магистра Ливонского Ордена, взяли предложенный горожанами выкуп, сверх того тоже всласть пограбили и завершили войну символическим жестом — увезли с собой восемь городских колоколов.
А вот с Сараем, столицей Орды, которая терзала и мучила Русь более двух веков, поступили так. Подождав, пока хан Ахмат увязнет в «Стоянии на Угре», приковав его к своему основному войску, Иван делает блестящий ход. Глубокий рейд «судовой ратью» по Волге к Сараю, столице Орды. Речной десант под руководством воеводы Василия Гвоздева-Ноздроватого и служилого московского татарина Нур-Девлета. Город, некогда наводивший ужас на полмира, перестал быть: «И тако пленили, жён и детей поганых без милости смерти предали, жилища же их сожгли и обратили Орду в место пусто». Паразитическому государству, жившему за счёт набеговой экономики, был нанесён удар, от которого оно уже не оправилось.
Умеренность. Последовательность. Упрямство. Нацеленность на конечный результат. Именно эти качества истинного стратега проявлял Иван III. Именно в таких декорациях родилось новое государство, сшитое им из осколков и ошмётков «Золотой Руси». Это раньше русские князья гордились своим молодечеством, столь красиво воспетым в «Слове о полку Игореве». Новая Россия была уже не такой. В момент своего рождения она будто бы впитала в себя характер своего создателя. Именно с тех пор и можно говорить о «русском катке». Рано или поздно, большой кровью или малой, но Россия всегда получала своё.